Александр Новиков: «Я не хуже Аллы Пугачевой»
Ежедневная общероссийская газета «Новые известия», 30 октября 08Сегодня Александр НОВИКОВ отмечает красивую дату: поэту и композитору исполнилось 55. О том, что больше всего радует и огорчает его в современном мире, как и почему он хочет расширить рамки своего любимого жанра — шансона, — и о многом другом юбиляр рассказал «Новым Известиям».  | | — В интервью «Новым Известиям» накануне своего 50-летия вы сказали, что не примете никаких наград. Сегодня, пять лет спустя, вы готовы были бы их принять? — Все эти награды не имеют для меня абсолютно никакой ценности. Собираются меня наградить или нет? Мне об этом неизвестно и это мне абсолютно неинтересно. Награда должна приносить человеку либо какие-то блага, либо почет, либо моральное удовлетворение. Ни того, ни другого, ни третьего ни одна из наград, что могли бы мне дать сегодня, не принесут. То, что я сделал, значительно выше предполагаемых наград. — Напрашивается банальный вывод: ваша лучшая награда — это публика? — Это не банальный вывод! Для любого артиста (а не только для меня) зрители в зале, довольные концертом, — лучшая награда. А все остальное — условности. — Всегда ли зрители бывали довольны вашими концертами? — У меня неудачных концертов никогда не было и не будет! Люди, которые приходят на мои концерты, знают, куда они идут. Но даже если на мое выступление придут «случайные люди» или если я окажусь в чужой аудитории, у меня хватит таланта, мастерства, опыта и личного обаяния как артиста сделать эту аудиторию «своей» уже через несколько минут после начала концерта. Поэтому у меня не было ни одного выступления, которое принесло бы разочарование мне или зрителю. — Вам не хотелось бы расширить границы жанра, в котором вы работаете столько лет? — Именно это я и делаю. Я не хочу ходить внутри периметра шансона, я хочу расширить его, насколько можно. Задача любого творческого человека, а тем более известного — расширить границы жанра, в котором он работает. — За счет чего вы расширяете эти границы? — Тут много составляющих. Раньше шансон пели в подворотнях, сегодня он вышел на сцену, появилась зрелищность. Значит, нужно работать над светом, над костюмами. Вчера играли просто под гитару — сегодня стоит мощная аппаратура. Вчера аранжировка была, как у костра — в две гитары, а сегодня присутствует полная гамма всех инструментов. И раз расширяется арсенал возможностей, то усложняется и структура песни. Если раньше хитом была «Мурка», завтра она уже им не будет. Если мы будем петь одни и те же архаичные песни, жанр умрет. Но сам по себе жанр развиваться не может — его развивают люди, участвующие и работающие в нем. Это точно так же, как, например, в балете. Сравните — какой был балет раньше и каким он стал сегодня. — Можно ли сегодня говорить о том, что продолжает действовать правило «Скажи мне, какую музыку ты слушаешь, и я скажу, кто ты»? — Это правило действовало всегда. И оно было не нами выдумано и не нами замечено. Это было замечено ещё в Древнем Риме: скажи мне, кто твои друзья, покажи мне свое жилище — и я скажу, кто ты. Покажи одну из своих привязанностей, и я скажу, кто ты. И с музыкой-то же самое. Это духовная пища: покажи мне пищу, которой ты питаешься, и мне станет все о тебе ясно. Конечно, понятно, что трудно сравнивать человека, который слушает и восторгается творчеством Кати Лель или Ирины Салтыковой, с тем, кто слушает Ростроповича. — А кстати, как вы относитесь к классической музыке? — Если б не было классической музыки, вся остальная музыка остановилась бы. Мы бы до сих пор играли на двух аккордах. — Вам уютно будет выступать с юбилейными концертами на академической сцене — в Московском международном доме музыки? — А мне на любой сцене будет уютно выступать, даже на сцене Большого театра. Я совершенно уверен в том, что, если в Большом, например, отменят оперу и попросят для этой же публики выступить меня, я смогу сделать так, чтобы из зала мало кто ушел. Ну, уйдут, конечно, эстетствующие — они в любом зале есть. Но вот представьте — публике в Большом театре говорят: сегодня спектакль отменяется, а вместо него — выступление Аллы Борисовны Пугачевой. Не думаю, что кто-то уйдет из зала. Я себя не считаю хуже. — У вас бывают моменты сомнения в своих убеждениях, в том, что вы делаете? — Как творческий человек, я сомневаюсь всегда, в любом своем произведении. И самый страшный цензор и палач для себя — я. — Закончив запись альбома, вы думаете над тем, как могли бы его улучшить? — Чтобы об этом не думать, я стараюсь не слушать записанный альбом. Такие мысли бывают всегда, и не только у меня. Надо просто вовремя вырвать у автора из рук его произведение. Вот если у Велимира Хлебникова не успевали вырвать стихотворение из рук после того, как он его написал, то через пять минут он переделывал его до неузнаваемости… — Вы выпустили альбом с песнями на стихи Есенина. Не думаете спеть ещё чьи-нибудь стихи? — В конце этого года или в начале следующего у меня выйдет пластинка «Серебряный век». Это 15 песен на стихи поэтов Серебряного века — Саши Черного, Гумилева, Северянина, Иванова, Мандельштама, Ходасевича… Вообще, Серебряный век — это гениальное, неповторимое время. Большего количества благородных поэтических произведений не создано ни в один период. В истории России, да и в мировой истории такого не было. Пролилась божья благодать — и осталась в виде стихов… — Вы не раз говорили о том, что всегда рассчитываете только на себя. Сегодня, в условиях нестабильной экономической ситуации, вы не растерялись? — Я всегда рассчитываю только на себя. Больше того, стараюсь помогать другим. И беда сегодняшнего нашего общества в том, что государство сделало все для того, чтобы люди могли рассчитывать только на себя. Не на законы, не на здравый смысл, не на добро, не на взаимопонимание… И во многом это происходит «благодаря» сегодняшнему телевидению. Оно ведь носит не созидательный, а разрушительный характер. Доброго в телевидении практически нет. Некоторые передачи не только омерзительны, они просто вредны. Есть такие гадюшники, как «Дом-2», «Наша Russia» и прочая пошлятина. Хлам и бедлам, разрушающий нравственность. Государство должно стоять на страже её! Ведь именно в ней, в нравственности — начало всех начал. Как можно написать хорошую Конституцию, хорошие законы в людоедском обществе, которое живет в болоте, питается червями или ест друг друга?! Я уверяю вас, что над уничтожением духовности, над развалом национального менталитета активно работают западные спецслужбы. Всем известно, что Россию дубиной перешибить нельзя — её не взять измором, никакими пытками, расстрелами, массовыми репрессиями — ничем. Но её можно попробовать развалить другим путем. Это сейчас и происходит. Было бы смешно считать меня кликушей или паникером, но это действительно так. Вот в моей молодости и юности было по-другому: нет у кого-то из друзей рубашки — дает тот, у кого их две. Помните, как было в «Тимуре и его команде»? Плохо учится человек, не может осилить он какую-то науку — ему помогли… А сегодня такой человек — «слабое звено». На него тут же набрасываются, разрывают и сжирают. А так живут крысы, которых не кормят. Их сажают в банку, и там они выбирают самую слабую крысу, разрывают её и съедают. Нажрались на какое-то время, потом выбирают следующего слабого. Так и у нас в жизни: ослаб человек, поскользнулся, сделал оплошность — его сжирают. А ведь наше общество способно любить и помогать друг другу — хотя бы потому, что мы граждане великой страны. В этой способности, кстати, заключается громадная разница между нацией и популяцией, между страной и территорией. — А во времена «Тимура и его команды» мы были нацией, были страной? — Конечно, были! Была идеология, был уклад. Сейчас у страны уклада нет. Сегодня нет национальных героев. Вместо них работает огромная фабрика по созданию из никого — кого-то. А ведь у нас есть талантливые люди — художники, ремесленники, которые просто не могут пробиться в силу того, что живут в другом социальном слое. Ведь по телевизору показывают в основном рублевских выродков, содержанок и истеричек. — Есть ли у вас секрет успешности? — У меня нет никакого секрета. Я пишу красивые, добрые, благородные песни. Я являюсь талантливым исполнителем, поэтом и композитором — вот в этом весь «секрет». Меня не создавали ни на каких «фабриках». Я записал альбом «Вези меня, извозчик» и на следующий день проснулся известным. — Каков ваш идеальный день? — Он должен быть насыщен делами. Или его можно считать удачным, если сделал что-нибудь хорошее, красивое либо для себя, либо для другого человека, либо для творчества. Хотя нельзя говорить — этот день хороший, этот — неудачный. Все дни неотделимы, связаны какими-то нитями. Иногда, казалось бы, бесполезно прожитый день — просто в лености — дает какие-то силы, решения. Просто, например, сидел на рыбалке, засмотрелся на поплавок, задумался — раз, и придумал что-то такое, до чего в обыденной жизни, мечась между телефонами и компьютером, никогда бы не дошел. Так что отдыхать тоже надо. — Читала, что вы увлекаетесь не только рыбалкой, но и охотой… — Если охочусь — стреляю метко. Но в последние годы не стреляю. Я стал очень жалостливым человеком в этом отношении — не могу стрелять в животных, в безвинную дичь. Ружье имею, но не стреляю. Рыбачить пока ещё рыбачу. Рыбу пока обратно в реку не выпускаю — хотя, может быть, дойду и до этого (смеется). С годами приходит мудрость — я понял, что не хочу просто так убивать животных, не хочу быть варваром… До всего нужно дойти самому. — Что бы вы хотели пожелать себе накануне юбилея? — Как любой нормальный человек хочу пожелать себе подольше пожить. Хочу пожелать себе здоровья. И если Бог мне это позволит, хочу закончить то, что я уже начал, и сделать что-то ещё. Не хочу жить простой потребительской жизнью, просто прожигая дни. Их и так осталось не слишком много. — Какими достигнутыми жизненными целями вы гордитесь? — Стал известным… Семья, дети — это само собой: построил дом, посадил дерево, родил детей… А вообще для меня радость не в том, кем ты стал, а в том — кем ты не стал и чего ты не сделал: не стал халдеем власти, не стал предателем, не стал чванливым и скупым, не стал трусом и не утратил любви и веры в Отечество. Беседовала Надежда Воронова. |